
268 лет назад состоялась первая премьера пьесы Мольера «Тартюф» на русской сцене. И сейчас только в крупных театрах Москвы идет пять её интерпретаций. Удивительную популярность и вечную актуальность «Тартюфа» объясняет театральный критик Ольга Андрейкина.


«Тартюфа» очень любят режиссеры. Пьеса идеально выстроена и почти всегда приносит успех. К тому же, выдерживает практически любую смысловую нагрузку и эксперименты. «Тартюфа» любят артисты — роскошные роли и у каждого персонажа предусмотрен бенефисный выход. «Тартюфа» любят зрители — остроумный текст, который и сейчас не грех процитировать. Захватывающий сюжет, леденящие кровь повороты. К тому же интересно, что придумает режиссер. А при таком количестве любви неудивительно, что пьеса «Тартюф» так популярна. И пусть это не кончается. «Ты будешь потрясен, узнав его поближе. Он показал дорогу в новый век, Он человек… Ну, в общем, человек…» «Тартюф», перевод С. Самойленко.


22 ноября состоялась первая премьера пьесы Мольера «Тартюф» на русской сцене. В 1757 году в переводе отважного военного и блестящего дипломата Ивана Кропотова заговорил по русски этот самый известный в мире обманщик. Спектакль имел огромный успех. Особым шиком у знати стало заучивание наизусть цитат из «Тартюфа». Цитаты потом к месту вставлялись в беседу, демонстрируя, что вы в курсе современных трендов и умеете ценить остроумную шутку. «Алиса» считает, что с тех пор сделано 7 переводов, специалисты насчитывают 10. Самый свежий и современный перевод сделал поэт и переводчик Сергей Самойленко, отметивший сложность такой работы: «Тут не просто „с языка на язык“, а „с культуры на культуру“, с „юмора на юмор“». Вообще, «Тартюф» прижился на русской сцене, по постановкам можно изучать историю русского театра. За 268 лет со дня российской премьеры, как только не трактовали эту гениальную пьесу Мольера. Особенно яркие эксперименты начались в 20 и 21 веке с появлением режиссерского театра. Великому реформатору Константину Сергеевичу Станиславскому принадлежит одна из самых острых трактовок пьесы: «…Драма, комедия, трагедия не существуют для актера. Есть Я, человек в предлагаемых обстоятельствах. Вы оцените, что произошло: Распутин поселился в доме Оргона и коверкает жизнь его семьи». Кстати, идея с царской семьей и Тартюфом-Распутиным будет буквально реализована спустя 80 лет режиссером Филиппом Григорьяном на сцене «Электротеатра». Вот так, с легкой руки Станиславского, из пепла старинной костюмной пьесы, как Феникс возродился совершенно новый Тартюф — современный человек в предлагаемых обстоятельствах.


Оригинальное французское название пьесы Мольера — «Tartuffe, or The Impostor, or The Hypocrite», что в переводе означает «Тартюф, или Самозванец, или Обманщик». Интересно, что якобы имя — Тартюф/Tartuffe тоже имеет перевод и означает Лицедей. То есть «Лицедей, или Самозванец, или Обманщик». Не «и», а «или». Так кто же он? Сюжет прост. Некий богатый и влиятельный вельможа Оргон, женатый вторым браком на молодой красивой женщине и имеющий от первого двух взрослых детей, встречает в церкви некоего странника — весьма усердно и артистично молящегося Тартюфа. Интересно, кстати, о чем он молился? Может быть, он говорил Господу: «вот, ты создал меня волком и я голоден. Пошли же мне барашка!». И появляется Оргон — прекрасный, упитанный баран. Разве не за что Тартюфу благодарить Бога? Разве не убедился он в помощи того, с кем обещает договориться, соблазняя потом жену Оргона Эльмиру? Очарованный смиренным видом и горячими молитвами Тартюфа, его кроткими речами, а главное, вниманием к своей персоне, Оргон начинает считать его святым. Движимый состраданием и гордостью, он приводит Тартюфа к себе домой, поселяет в лучших комнатах, кормит и поит. За это Тартюф беседует с Оргоном о тщетности всего материального и сущего, взывая к тонкой душе вельможи, которую только он, Тартюф, смог вполне постичь и оценить. Заодно Тартюф очаровывает и маман Оргона, отнюдь не жалующую молодых родственников своего сына, веселящихся напропалую. Постепенно влияние Тартюфа делает атмосферу в доме невыносимой: праздники, радости и гости запрещены. Оргон говорит и думает только о спасении души и о Тартюфе. Даже собирается отдать ему в жены собственную дочь Мариану, несмотря на то, что у нее имеется жених, которого бедная девочка обожает.


Пытаясь спасти Мариану от чудовищного брака, родственники совершают несколько неудачных «вылазок» против Тартюфа. Но это только ухудшает положение и приводит к совершенной катастрофе. Обиженный Тартюф еще более обласкан Оргоном, родной сын изнан им из дома и проклят, а брак уже неотвратим. Тогда, чтобы открыть своему мужу глаза на лицемерие Тартюфа, Эльмира решается на самые крайние женские меры… Итак, следите за руками. Тартюф как искусный манипулятор превращает Оргона в послушное орудие своей воли. Помните шутку о застигнутой на месте преступления неверной жене? «И кому ты поверишь? Мне или своим бесстыжим глазам!». Техника манипуляции со времен Мольера не сильно изменилась. Сколько бы таким «Оргонам» мужского и женского пола не твердили, что их подло используют, переубедить невозможно. Словно мотыльки они стремяться к огню, считая врагами всех, кто хочет добра. Мы привыкли, что Мольер это смешно. Но смешно это не всегда юмор. Мольер это сарказм. Согласитесь, есть разница. Сарказм вещь обоюдоострая, термоядерная смесь насмешки, иронии и критики. Лечебное и полезное, как скальпель, остроумие. Тартюфы ловят в свои сети хороших людей, открытых к состраданию, ловят их на духовном взлете, как охотники уток. Любовь, вера, патриотизм, справедливость, совестливость, любые святые чувства — отличная мишень. Но и желание стать тем, кем ты на самом деле не являешься, мечты, чтобы было «как в книжке» — тоже отлично подходят. «Не сотвори себе кумира» — хорошая поговорка, но трудно увидеть в смешном Оргоне самого себя. Трудно понять, как и когда в твоей собственной, такой далекой от Мольера жизни, возникает этот ненасытный «кумир». Когда с глаз несчастного Оргона спадает завеса, он с ужасом понимает, что натворил. Его шумная и веселая семейка не упрекает в слепоте отца и мужа, а энергично встает на сторону Оргона, проявляя подлинно христианскую любовь. Все-таки, даже несовершенные «свои» лучше совершенных «чужих». Тартюф, решивший вместо одного барана сожрать все стадо, получает по заслугам. Понять радость и облегчение Оргона может только тот, кто сообразил, что не нужно сообщать посторонним присланный код, уже назвав первую цифру.


Сказочный финал, вымученный у Мольера обстоятельствами его судьбы, оставляет смутное беспокойство. Такая уж это штука — сарказм. Стоит пойти в театр, посмотреть и запомнить уловки Тартюфа, проверить: нет ли совпадений? Ведь Тартюф не только обманщик и лицемер, но и лицедей. А значит, всегда найдет правильную маску в предлагаемых обстоятельствах нашей с вами жизни. Театр эти разнообразные обстоятельства прекрасно визуализирует.
«Держите ухо востро!» — так завещал нам Мольер.