Интерфейсы и алгоритмы
В предыдущей главе маска позволила описать, как субъект становится видимым, теперь необходимо перейти к тем структурам, которые делают это появление возможным. В цифровых коммуникациях мы встречаем в первую очередь интерфейс: сцепку окон, статусов, кнопок, полей ввода, таймингов, уведомлений и алгоритмических фильтров. Интерфейс — это активный участник, который собирает сцену, регулирует доступ, перенаправляет действия и формирует саму архитектуру чувствительности.
Алгоритмы, в свою очередь, работают как распределённые режиссёры: они определяют, что именно появится в поле зрения, кому достанется внимание, какие варианты поведения будут подкреплены, а какие останутся невидимыми. Если маска мы определили как форму появления субъекта, то алгоритм — это механизм, который решает, когда и где эта форма станет доступной. Алгоритмы перенастраивают саму архитектуру отношений: распределяют темп общения, иерархию видимости, интенсивность контакта.
Авторское изображение, генерация Midjourney Интерфейс как сцена распределённого внимания: экраны вокруг фигуры формируют архитектуру видимости, показывая, какие объекты попадут в поле восприятия.
Современное общение — это не только переписка между двумя людьми; это взаимодействие человека с инфраструктурой, в которой интерфейсы и алгоритмы играют немалую роль. Поэтому анализ коммуникации неизбежно требует анализа того, что делает платформа: как она воспринимает, интерпретирует, переводит и направляет действия пользователей.
В этой главе мы рассмотрим интерфейсы и алгоритмы как полноценных участников общения. Интерфейс — как сцена и медиатор. Алгоритм — как актор, перераспределяющий внимание и видимость. Платформа — как диспозитив, задающий сценарии поведения. А логика «после алгоритмов» позволит описать новые формы участия, в которых субъект и его видимость становятся результатом распределённых процессов.
Так мы сможем понять, каким образом цифровые среды конструируют чувствительность, коммуникацию и границы субъектности — и почему сегодня невозможно говорить о самопрезентации, не говоря об интерфейсах и алгоритмах, которые её производят.
Если маска делает субъекта видимым, то интерфейс определяет, как именно эта видимость воплощается. Он задаёт форму сцены: определяет, какие действия возможны, какие сигналы считаются значимыми, как распределяется внимание и каким образом участники вступают в контакт. Интерфейс — не фоновая оболочка, а механизм, который структурирует взаимодействие и фиксирует режим участия. Именно поэтому анализ коммуникации в цифровой среде неизбежно начинается с анализа интерфейса как актора, собирающего ситуацию общения.
Авторское изображение, генерация Midjourney Интерфейс как сцена выбора: структура, которая направляет движение субъекта, делает одни маршруты возможными, а другие — недоступными.
Интерфейс как актор (ANT)
В логике акторно-сетевой теории (ANT) интерфейс перестаёт быть инструментом, который «обслуживает» человеческое общение. Он становится полноценным участником сцены — актором, чьи действия учитываются так же, как действия пользователей. Латур подчёркивает, что социальное не существует «само по себе»: оно собирается из взаимодействий людей, объектов, технологий, правил и инфраструктур.
Интерфейс в этой логике — инфраструктурное сцепление, которое связывает участников, сообщения, статусы, уведомления, каналы передачи. Он перераспределяет способности: делает одни действия возможными, другие — затруднёнными, третьи — незримыми. Интерфейс действует, хотя и не обладает ни намерением, ни целью.
Например, в чате статус «печатает…» изменяет поведение участников: ускоряет одних, тревожит других, задаёт ритм ожидания. Хотя это и не человеческий жест, а алгоритмическое событие, порождённое интерфейсом.
Инсталляция Random International Rain Room демонстрирует, как сцена может быть собрана через технологию. Зритель входит в комнату, где идёт дождь, но датчики «раздвигают» капли вокруг тела. Инсталляция буквально создаёт ситуацию: она делает возможным новый тип поведения — движение внутри дождя, не промокнув. Она задаёт правила сцены, ритм, границы.
Random International — Rain Room, 2012
Работа Джозефа Косута One and Three Chairs — концептуальное расширение этой логики. Стул существует одновременно как объект, изображение и словесное описание. Между ними разворачивается сеть отношений: что считать «стулом»? где проходит граница между вещью, её представлением и её техническим оформлением?
Эта работа показывает: любая форма видимости — результат перевода, медиирования. И интерфейс — это как раз тот слой, который создаёт конкретную сборку видимости. Он связывает объект (сообщение), изображение (аватар), описание (ник, статус). В коммуникации это акторы, взаимодействующие между собой.
Джозеф Косут — One and Three Chairs, 1965
ANT позволяет увидеть интерфейс как режиссёра сцены, но не в метафорическом смысле. Он действует, производя форму пространства (чат, лента, сторис), правила восприятия (что фиксируется, что исчезает), траектории движения (скролл, свайп, переход), режимы чувствительности (уведомления, задержки, очередность сообщений). Интерфейс конструирует общение, собирая сеть из действий пользователей и материально-технических операций.
В цифровой среде именно интерфейс — тот актор, который делает маску доступной: определяет, что станет видимым в принципе. Поэтому анализ общения невозможен без анализа интерфейсов: они создают ситуацию, в которой субъект может появиться как маска.
Интерфейс как медиатор и переводчик действий
Следующий шаг — увидеть, как именно интерфейс действует. В ANT Латур различает интермедиаторов, которые «транспортируют» действие без изменения, и посредников, которые преобразуют, переводят и перенаправляют действие. Интерфейс — всегда медиатор, не передавая реплики напрямую, интерпретирует её, преобразует в другой формат, делая доступной в определённом режиме чувствительности.
Интерфейс переводит действие в технические термины — превращает жест в нажатие, эмоцию в эмодзи, паузу в индикатор «печатает…», движение в скролл, присутствие в статус. Он создаёт соответствия между человеческой телесностью и машинной логикой, и в этом переводе возникают новые формы действия. То, что мы считаем «естественным поведением» в чате — короткие реплики, обрывочные жесты, асинхронность — это в равной степени продукт интерфейса, как и пользователя.
Авторское изображение, генерация Midjourney Жест превращён в интерфейсное действие: нажатие считывается как выбор маски, через которую субъект войдёт в сцену общения.
Эта логика перевода оказывается центральной и у Пола Дуриша. В Where the Action Is он показывает, что взаимодействие человека и системы — это всегда работа на границе между воплощённым действием и вычислением. Интерфейс становится местом, где происходит договор между этими двумя режимами: человек действует через тело, а система воспринимает через структурированные события.
Интерфейс тут работает как механизм согласования: он переводит телесный жест в событие, а вычислительное состояние — в чувственный сигнал. Этот перевод никогда не является нейтральным: он задаёт, что может быть замечено системой, а что — нет; какие действия будут интерпретированы как значимые, какие — проигнорированы; какой тип телесности станет доступным в общении.
Инсталляция Даниэля Розина Wooden Mirror показывает тоже этот принцип. Экран, состоящий из деревянных панелей, «зеркалит» человека, переводя визуальный образ в систему механических движений. Между зрителем и отражением собрана целая цепь перенаправлений: свет → сенсор → алгоритм → мотор → движение панели. Розин демонстрирует: всякая видимость — это уже интерпретация; медиация технических акторов создаёт новую форму образа. Интерфейс становится цепным процессом, который производит особый тип присутствия.
Даниэль Розин — Wooden Mirror, 1999
Работа Соммерера и Мигнонно Interactive Plant Growing раскрывает тот же механизм, но на уровне действия. Прикосновение к растению порождает виртуальный рост растения на экране. Жест переводится в совершенно иную форму, создаётся новая сцена, где цифровой объект отвечает на физическое взаимодействие. Действие зрителя и вычислительные процессы собираются в единый феномен, который не существует ни в чисто телесном, ни в чисто цифровом виде.
Эти примеры материализуют принцип: интерфейс — это медиатор, который создаёт связь между разнородными актантами: телом, жестом, сенсором, алгоритмом, изображением. Он каждый раз преобразует действие, придаёт форму, делает возможным определённый тип участия.
Соммерер и Мигнонно — Interactive Plant Growing, 1992
Поэтому в коммуникации интерфейс — это переводчик, который определяет, что именно будет считано как действие, а что — исчезнет бесследно; какие эмоции получат цифровую форму, а какие не найдут себе места в инфраструктуре; какое появление станет маской, а какое так и останется вне интерфейсной сцены.
Интерфейс как инфраструктура внимательности
Далее стоит изучить интерфейс как инфраструктуру, которая распределяет внимание. Внимание в цифровой среде не принадлежит только субъекту: оно формируется пространствами, ритмами, задержками, визуальными и вычислительными паттернами, которые задаёт система. Интерфейс становится механизмом, который организует то, что может быть замечено, и то, что неизбежно останется невидимым.
Шеннон Маттерн предлагает смотреть на цифровые среды как на инфраструктуры — с их материальностью, логистикой, распределением ресурсов, скрытых акторов и технических слоёв. В A City Is Not a Computer она показывает, что каждая форма медиа-окружения создаёт собственную экологию внимания: набор приоритетов, зон видимости, «тишины» и «шума».
Интерфейс в этом смысле — микро-инфраструктура. Он определяет траектории взгляда (скролл, свайп), формирует зоны притяжения (уведомления, подсветки, непрочитанные сообщения) и распределяет темп общения (асинхронность, задержки, паузы). Он «показывает» контент, он же решает, какое внимание возможно в пределах данной среды.
Каждый элемент интерфейса — кнопка, индикатор, поле ввода, таймстемп — является частью этой инфраструктуры внимательности. Он создаёт поток, который тянет взгляд, задаёт ожидаемый жест, формирует привычный ритм. В итоге внимание пользователя становится продуктом сцепки: тела → интерфейса → алгоритма → архитектуры данных.
Авторское изображение, генерация Midjourney Интерфейс как инфраструктура внимательности: фигура среди скопления уведомлений, визуализирующего распределение внимания в цифровой среде.
Проект Дженни Одделл Satellite Collections демонстрирует эту логику распределённой внимательности. Художница собирает серии спутниковых снимков объектов, которые обычно остаются незаметными: бассейнов, заводских труб, странных пятен, кораблей и артефактов. Одделл показывает, что внимание — это функция выбора системы наблюдения: спутник фиксирует определённые аспекты мира, оставляя большинство вне поля зрения. Видимое — это результат инфраструктуры.
Одделл фактически визуализирует принцип Маттерн: любая система наблюдения создаёт собственную «карту внимания». В цифровых интерфейсах эта карта строится, конечно, не спутником, а архитектурой приложения: что будет подсвечено, что скрыто под кликом, что станет уведомлением, что исчезнет в фоне.
Дженни Одделл — Satellite Collections, 2009-2015
Тимо Арналл в фильме-инсталляции Internet Machine ещё более радикально подчеркивает материальность цифровой внимательности. Проект показывает серверные комплексы, кабели, маршрутизаторы — ту физическую инфраструктуру, благодаря которой сообщения приходят, статусы обновляются, чат «работает».
Арналл заставляет зрителя смотреть на то, что обычно не видно: на гул машин, на сплетение проводов, на пространство, где внимание распределяется прежде, чем достигает человека. Его работа раскрывает как интерфейс создается из глубокой цепи акторов — от дата-центров до алгоритмов маршрутизации. Именно там, в недоступных глазу слоях, решается, что пользователь увидит первым, что попадёт в очередь и какой сигнал станет заметным.
Тимо Арналл — Internet Machine, 2014
Таким образом, интерфейс — это инфраструктура внимательности, которая распределяет, что и когда будет замечено, задаёт темп и ритм взаимодействия, формирует привилегированные зоны видимости, создаёт фоновую невидимость других действий, определяет саму форму чувствительности в цифровой среде.
Он конструирует возможность воспринимать и быть воспринятым. И поэтому внимание в цифровой среде — не только индивидуальная способность, но и результат работы интерфейсов, инфраструктур и алгоритмов.
Алгоритмы же определяют динамику сцену, которую задаёт интерфейс. Они управляют тем, что появится в поле внимания, какую реплику пользователь увидит первой, как распределится темп переписки, какие сигналы будут интерпретированы как «важные», а какие потеряются среди фоновых процессов. Алгоритмы действуют как акторы, которые участвуют в сборке ситуации наравне с людьми и интерфейсами.
Современные исследования подчёркивают: алгоритмы не являются скрытыми правилами или абстрактными формулами. Они — распределённые механизмы, которые формируют социальные отношения, модифицируют поведение и создают новые режимы видимости. Поэтому анализ коммуникации в цифровой среде невозможен без анализа того, что делают алгоритмы — какие эффекты производят, какие связи выстраивают и какие формы участия создают.
Авторское изображение, генерация Midjourney Алгоритм как актор: машина-переработчик сообщений, превращающая фрагменты диалога в поток, который определяет, что станет видимым, а что исчезнет.
Алгоритмическая агентность: что делают алгоритмы
В рамках современной гуманитарной теории алгоритмы рассматриваются как участники сетей действия — акторы, создающие связи, трансформирующие ситуацию и формирующие условия взаимодействия. Спецвыпуск журнала Логос «После алгоритмов» подчёркивает: алгоритм — это форма агентности, распределённая между кодом, данными, инфраструктурой и пользователями.
Алгоритмы действуют не напрямую, а через эффекты, которые они производят: они фильтруют, ранжируют, задерживают, выстраивают очередность, ограничивают или усиливают определённые формы поведения. Они конструируют реальность, создавая специфическую архитектуру внимания, темпа, значимости.
Авторское изображение, генерация Midjourney Алгоритмическая архитектура как скрытая сцена коммуникации: слои вычислений и фильтрации, из которых собирается цифровая видимость и распределяется внимание
Это напрямую согласуется с логикой Латура: действие никогда не принадлежит только одному агенту. Оно распределено между множеством акторов — человеческих и нечеловеческих, — и алгоритм выступает этим нечеловеческим актором, который изменяет траекторию поведения других элементов сети.
Алгоритм создает разницу в самой структуре коммуникации, решает, какое сообщение появится наверху, кому будет доставлен пуш, что система посчитает «прочитанным», какую реплику она покажет как «последнюю». Эти решения становятся частью сцены взаимодействия — они вступают в конфронтацию с человеческими действиями, модифицируют их и создают новые режимы поведения.
Работа Бена Гроссера Go Rando демонстрирует алгоритмическую агентность. Расширение для соцсетей рандомизирует выбор реакции: пользователь нажимает лайк или сердечко, но алгоритм заменяет действие случайным эмодзи.
Алгоритм не обслуживает пользователя, как делал это всегда — он переписывает его действие, создавая новый тип сцены. Он разрушает устойчивую связь между выраженной эмоцией и цифровой маской реакции, показывая: интерфейсная эмоциональность — это всегда результат процедур, а не «чувств».
Гроссер визуализирует этот эффект: алгоритм становится актором, который вмешивается в человеческую коммуникацию, перестраивая её правила и разрывая привычные каналы выражения. Алгоритм порождает событие, которое не принадлежит целиком человеку.
Бен Гроссер — Go Rando, 2017
Проект! Mediengruppe Bitnik Random Darknet Shopper ещё более радикален. Автономный бот еженедельно получал 100 долларов в криптовалюте и покупал случайные товары на теневой площадке: книги, одежду, запрещенные вещества, гаджеты, поддельные документы.
Здесь алгоритм становится социальным актантом, который вступает в отношения с рынком, полицией, юристами, институтами искусства. Он действует в сети так же, как человек: делает выбор, совершает покупку, становится частью правового и этического поля.
Проект показывает: действие алгоритма не сводится к намерению создателей. Он инициирует связи, которые выходят за пределы контроля — он действует в мире.
Эта агентность алгоритма полностью отражает латуровский тезис: действие распределено, и никакой элемент сети не является вторичным или служебным.
Mediengruppe Bitnik — Random Darknet Shopper, 2014–2015
Таким образом, алгоритмы в цифровых средах — это акторы, которые создают фильтры и сценарии внимания, трансформируют телесные и интерфейсные действия, инициируют новые связи, которые не зависят от пользователя, производят события, влияющие на логику общения, формируют поведение и распределяют роли в коммуникации.
Алгоритмическая агентность — это продолжение человеческой агентности и переплетение с ней. Алгоритмы становятся соавторами сцены, на которой возникает цифровое общение.
Алгоритмы как невидимые режиссёры сцены
Алгоритмы действуют не только как акторы, производящие события, но и как скрытые режиссёры, которые выстраивают архитектуру сцены до того, как на неё выйдут участники. Они определяют, что станет доступным взгляду, в каком порядке появятся сообщения, какие темы получат продолжение, а какие исчезнут в фоне. Их работа напоминает театральную постановку, где зритель видит только результат — идеально слаженные переходы, акценты, мизансцены.
Авторское изображение, генерация Midjourney Алгоритмическая постановка как невидимая режиссура коммуникации.
Таина Бушер описывает это как логику условной сценичности, встроенной в алгоритмические системы. Каждое действие пользователя становится вкладом в сценарий, который система интерпретирует, фильтрует и перераспределяет. Алгоритмическая сцена — это набор предписаний, которые включаются в зависимости от условий.
Алгоритм не требует согласия — он создаёт условия. Он режиссирует переходы: замедляет одни процессы, ускоряет другие, предлагает возможные ходы, скрывает альтернативы. Помимо прямой агентности, рассмотренной ранее, здесь проявляется режиссёрская логика, основанная на предустановленных допущениях: кто считается релевантным, какое поведение — «нормативным», какой контент — «важным».
Эти невидимые решения приводят к структурированным искажениями — тема, которую раскрывает Сафии Умоджи Ноубл в Algorithms of Oppression. Алгоритмическая сцена унаследует и воспроизводит предвзятости, встроенные в данные, инфраструктуры и исторические практики.
Ноубл считает: алгоритмы формируют мир таким образом, что одни группы получают центр сцены, а другие — периферию. Это эффект не злого умысла, а логики инфраструктур: сцена собирается так, что одни маршруты внимания оказываются привилегированными.
Эта невидимая режиссура особенно заметна в художественных практиках.
В How Not to Be Seen Хито Штайерл показывает абсурдность положения пользователя в мире алгоритмов: чтобы исчезнуть, нужно овладеть языком машин — пикселями, границами разрешений, зонами съёмки. Алгоритмические системы становятся зрителями, от которых невозможно скрыться без сложного перформанса.
Штайерл вскрывает работу алгоритмов на уровне видимости: они режиссируют, где проходит граница «замечаемого», и эта граница определяется машинной логикой, унаследованной инфраструктурой и идеологией контроля.
Хито Штайерл — How Not to Be Seen: A Fucking Didactic Educational .MOV File, 2013
Autonomy Cube — это буквально сцена, в которой зритель становится участником сетевого эксперимента, не замечая этого. Скульптура/установка включает в себя узел Tor, через который проходят анонимизированные трафики.
Паглен делает видимой парадоксальную логику алгоритмических систем: они одновременно обеспечивают действия и наблюдают за ними; создают пространство общения и контролируют его. Пользователь оказывается внутри сцены, где режиссура неразличима, потому что происходит на уровне сетевых протоколов.
Autonomy Cube показывает: алгоритмы — это режиссёры, которые управляют сценой «изнутри», на уровне инфраструктуры, а не напрямую, как традиционный автор. Их управление распределено по слоям — от маршрутизаторов до интерфейса.
Тревор Паглен — Autonomy Cube, 2014
Алгоритмы становятся режиссёрами не потому, что обладают намерением, а потому что определяют ритм, доступность и структуру видимости. Они формируют порядок сцены: что появится, что исчезнет, что станет важным. И именно поэтому пользователь в цифровой среде всегда действует на сцене, которую до него уже кто-то собрал — автоматически, процедурно, незаметно.
Если интерфейс задаёт форму сцены, а алгоритмы — её динамику, то платформа определяет режим поведения, в котором эта сцена может существовать. Платформа — это диспозитив, который соединяет технические правила, архитектуру данных, санкции, стимулы и способы видимости в единый механизм. Она определяет, какие типы субъектности возможны, какие практики допустимы и какие отношения будут поддержаны.
Платформа — это среда власти: она конструирует рамки, в которых происходит общение, и формирует поведенческие ожидания ещё до того, как пользователь начнёт действовать. Поэтому анализ цифровой коммуникации должен учитывать платформенную логику как особый режим предопределения, в котором субъекты становятся частью сцен, предписанных инфраструктурой.
Авторское изображение, генерация Midjourney Платформа как диспозитив: структура, задающая правила поведения и границы участия ещё до того, как начинается общение.
Платформа как диспозитив поведения
Когда Фуко говорит о диспозитиве, он описывает не отдельный инструмент власти, а сеть — систему практик, архитектур, норм, ожиданий и механизмов, которые формируют поведение субъектов. В цифровой среде платформы функционируют именно как такие диспозитивы: они задают поле возможных действий, направляют внимание, регулируют темп взаимодействия, распределяют доступ и определяют, как пользователи могут становиться субъектами общения.
Именно так действует платформа: она не заставляет пользователя отвечать коротко или потреблять непрерывный поток контента — она создаёт структуру, в которой такие действия становятся естественными. Скролл, лайк, репост, сторис, лента — это сценарии поведения, встроенные в архитектуру платформы.
Платформенный сценарий поведения на примере VK, 2025
Люси Сачмэн в Human–Machine Reconfigurations показывает, что человек и система не существуют как два независимых элемента. Каждый акт участия — сцепка тела, интерфейса, алгоритмов, архитектуры информации и правил платформы, образующих практическую конфигурацию, в которой субъект как результат этой сборки.
Это означает, что платформа формирует не только поведение, но и субъектность: то, что мы считаем «своими» решениями — ритм ответа, манера письма, скорость реакции, объём внимания — уже структурировано платформенной логикой.
Например, исчезающие сообщения в сторис создают «режим актуальности»: пользователь вынужден возвращаться, чтобы не пропустить. Лента, устроенная как бесконечный скролл, производит субъекта в состоянии непрерывного внимания. Лайки превращают общение в систему подкрепления, где поведение каждого участника становится объектом оценки. Эти механизмы встроены в архитектуру платформы как диспозитив. Платформа становится средой поведения.
Платформенный режим формирования субъектности на примере Instagram*, 2025
*Соцсеть Instagram принадлежит компании Meta, признанной экстремистской и запрещённой в России.
Она работает через всё то, что Фуко называл производством возможных действий: создаёт пространство, в котором определённые жесты, реакции и типы участия становятся более вероятными, чем другие.
Субъект, таким образом, не только «пользуется» платформой, но и формируется ею: структура платформы конструирует форму общения ещё до появления сообщения и маски субъекта.
Технические сценарии и предписанные роли
Платформы формируют поведение еще и через технические сценарии — встроенные модели действия, которые заранее определяют, что пользователь может, должен или, скорее всего, сделает. Эти сценарии зашиты в интерфейс, игровые механики, очередность шагов, логику кликов.
вторское изображение, генерация Midjourney
Технические сценарии как встроенные траектории действия: интерфейс задаёт путь, по которому пользователь движется, даже когда считает выбор своим.
Иан Богост в Persuasive Games показывает, что взаимодействие с системой всегда организовано через процедурную риторику — аргументы, зашитые не в тексты, а в сами правила. Система убеждает структурой возможных ходов, делаея определённые действия наиболее вероятными.
Эта мысль разворачивается в фундаментальной работе Сэлен и Циммермана Rules of Play. Они подчёркивают, что всякая система — игра, интерфейс, платформа — создаёт предписанные роли, которые выполняет участник. Пользователь вступает в мир, где сценарии уже написаны: форма взаимодействия задаёт ритм, интенсивность, последовательность жестов.
Цифровые платформы используют эту логику ежедневно. Кнопка «лайк» превращает оценку в мгновенный жест; сторис формируют режим временности; ленты — режим непрерывности; DM — режим приватного признания; редактирование сообщений — режим контроля над видимостью. Каждый элемент — это микросценарий, который создаёт роль: наблюдателя, реагирующего, участника потока, автора, скрытого читателя.
Платформенная конфигурация ролей на примере Telegram, 2025
Работа Кори Арканджела Super Mario Clouds демонстрирует обратный жест: художник удаляет из игры всё, кроме фона — облаков и голубого неба. Исчезают враги, герои, сюжет, кнопки, инструкции — всё, что создаёт роль пользователя. Мы остаёмся в пространстве, где нет сценария, и именно это делает его чуждым.
Проект показывает: роль игрока, участника, пользователя — это результат технической сборки. Убери сценарий — исчезнет и субъектность, которую он порождал.
Кори Арканджел — Super Mario Clouds, 2002.
Технические сценарии — это скрытый механизм платформенной логики. Они формируют субъекта не через насилие и не через выбор, а через структуру возможного: то, что можно сделать легко, и то, что невозможно по определению. Платформа создаёт роли — пользователь их исполняет, зачастую не замечая, что это роли.
Когда алгоритмы перестают восприниматься как скрытые агенты, влияющие на последовательность сообщений или логику видимости, становится возможным увидеть более крупную структуру — сеть без центра. В этом режиме субъект, интерфейс, алгоритм, инфраструктура и среда перестают быть отдельными уровнями, образуя распределённую сборку, в которой действие возникает из множества узлов, работающих одновременно.
Эта перспектива объединяет Латура и современные исследования «пост-алгоритмической» логики: важным становится не то, что делает алгоритм, а то, как собирается сцена, в которой он участвует.
Авторское изображение, генерация Midjourney Распределённая сеть субъектов без центра: фигуры, связанные множеством каналов с фрагментами цифровой среды.
Сеть без центра: сцена как распределённая сборка
В логике Латура невозможно свести действие к одному источнику — человеку, алгоритму или интерфейсу. Любое событие есть результат работы множества акторов: серверов, протоколов, экранов, ожиданий, настроек приватности, временных лагов, статус-меток, телесных жестов.
В этой перспективе цифровая коммуникация перестаёт быть сценой, которую организуют интерфейсы или алгоритмы. Она становится распределённым процессом, в котором нет главного режиссёра. Задержка сообщения, изменение порядка ленты, медленный интернет, сбой сервера, автоматический статус «печатает…», иконки реакции, медиафайлы, алгоритмическая предикция — всё это действует одновременно, формируя ситуацию общения.
Авторское изображение, генерация Midjourney Распределённая сцена общения: человек идёт по ландшафту, где сообщения и задержки превращены в разрознённые технические узлы.
Не существует «центрального алгоритма», который можно было бы обвинить: есть множественность операций, которые сцепляются в конкретной точке времени. Спецвыпуск журнала Логос «После алгоритмов» подчёркивает, что алгоритм сегодня — это часть распределённой экологии:
Это важный сдвиг: алгоритм перестаёт быть черным ящиком и становится элементом сети, лишённым централизующей власти. Он действует как узел в распределённой сборке, но уже не как субъект.
Именно эту логику визуализирует Рёдзи Икэда в data.tron. Икэда превращает данные — числа, пиксели, координаты — в пульсирующую сетку, где невозможно выделить источник движения. Экран работает как поверхность, через которую сцена показывает себя: зритель оказывается внутри поля, где нет начала и конца, нет авторской точки, нет центра принятия решений.
В data.tron действие возникает из миллиона микроопераций, которые происходят одновременно и не принадлежат ни одному агенту. Это — чистая сеть.
Рёдзи Икэда — data.tron, 2007
Работа Лозано-Хеммера Level of Confidence расширяет этот принцип. Система сопоставляет лицо зрителя с базой фотографий пропавших людей. Сцена собирается из камеры, алгоритмических совпадений, базы данных, ошибки распознавания, лица зрителя, архитектуры комнаты.
Каждый элемент вносит свой вклад, но ни один не контролирует результат. То, что мы воспринимаем как «совпадение», — не действие алгоритма, а распределённое событие, в котором участвуют и машина, и человек, и архив, и материал интерфейса.
Рафаэль Лозано-Хеммер — Level of Confidence, 2015
Таким образом, логика «после алгоритмов» — это отказ от идеи, что действие исходит из одного источника. Вместо скрытого агента появляется экология взаимодействий, в которой субъект также становится элементом.
Алгоритмическая видимость как форма участия
В цифровой среде видимость перестаёт быть прямым следствием человеческого выбора. Она становится результатом операций, которые распределены между пользователем, интерфейсом, данными, алгоритмами ранжирования, моделями внимания и инфраструктурой платформы. Видимость — это форма участия: способ, которым субъект входит в цифровую сцену и становится частью непрерывной системы расчётов.
Таина Бухер подчёркивает, что алгоритмы формируют условия того, что может стать видимым:
Появление или исчезновение сообщения в ленте, уведомление, порядок отображения контактов, исчезновение статуса «онлайн», внезапное повышение «важности» диалога — всё это условия, в которых субъект становится различимым.
Авторское изображение, генерация Midjourney Фигура между двумя туманными экранами; отражения расходятся, намекая на алгоритмическое расщепление видимости.
Алгоритм создаёт сцену, где возможность быть замеченным зависит от тысячи микропроцессов, которые не принадлежат пользователю.
Юк Хуэй объясняет это как специфический режим существования цифровых объектов:
Если аватар — это маска, то алгоритмическая видимость — это её режим работы: фильтры, которые определяют, в каких условиях эта маска окажется на сцене, на какой позиции, в какой последовательности, в каком качестве.
Это делает участие непредсказуемым: субъект может активно говорить, но быть невидимым; молчать — и всё равно быть протянутым в ленту. В поле алгоритмов молчание тоже становится данными.
Работа Эвана Рота Since You Were Born материализует эту зависимость. Художник документирует каждый сайт, который посещал за годы жизни своей дочери как картографию видимости. Лента браузерных следов формирует портрет, который Рот никогда не создавал намеренно. Это алгоритмическая маска: набор следов, собранный инфраструктурой.
Эван Рот — Since You Were Born, 2019
Рот показывает, что в цифровой среде мы становимся видимыми не только там, где хотим — но и там, где проходит трафик, где браузер фиксирует кэш, где сервер записывает логи.
Это и есть участие: быть вписанным в сеть операций, независимо от собственной воли. Алгоритмы превращают видимость в режим распределения — и субъект участвует ровно настолько, насколько он включён в эти распределённые процессы.
Интерфейсы и алгоритмы оказываются полноценными участниками коммуникации — акторами, медиаторами, переводчиками, режиссёрами, инфраструктурой, которая формирует условия чувствительности.
Интерфейс задаёт сцену взаимодействия: определяет доступ, ритм, дистанцию, возможные действия. Алгоритмы распределяют внимание, управляют тем, что становится видимым, а что — исчезает. Платформа формирует сценарии поведения и предписывает роли, превращая пользователя в фигуру внутри технического диспозитива.
Авторское изображение, генерация Midjourney Фигуры, соединённые тонкими нитями данных; над ними — всплывающие окна интерфейса, как фрагменты распределённой видимости.
А в логике «после алгоритмов» вся эта архитектура собирается в сеть без центра, где действие возникает из множества человеческих и нечеловеческих узлов.
В такой среде быть видимым — значит принимать форму цифрового объекта; быть собой — значит постоянно становиться в сцепке с инфраструктурой; участвовать — значит работать внутри алгоритмической экологии, где маска, интерфейс и код формируют систему взаимной доступности.
